Григорий Ревзин. Зима близко

Текст довольно длинный и, в общем-то, очень страшный. Но его стоит прочесть.


Люди уверены, что дело идет к катастрофе. Элиты, разумеется. По-разному уверены – бизнес, интеллектуалы, политики, ученые, арт-деятели – но что к катастрофе, сомнений нет. И люди из власти, с которыми встречаешься, тоже ждут катастрофы. Никакого иного варианта развития событий не предусмотрено ни у кого.

Сам при этом никто к катастрофе не ведет. Не то, что у кого-то есть программа, цель, ставка на катастрофу. Нет, отобрать у Пескова часы, у Якунина шубы, а у Володина дачу – это есть. Но помимо этих грандиозных задач скорее общая позиция такова, что мы занимаемся своим делом – творчество там, бизнес или воруем – а она произойдет неминуемо, а мы и дальше будем заниматься тем же самым. Кто-то пытается обезопаситься в смысле запасного аэродрома, большинство даже и этого не делает, считая, что надо продолжать делать то, что умеешь и привык делать. Никакого мало-мальски осмысленного плана менеджмента катастрофой не существует.

Ни у кого нет и идей, как ей противостоять. Нам понятно, что все действия власти – репрессии, война, кульбиты с рублем или уничтожением продуктов, ремонт улиц или разгром выставок – катастрофу усугубляют. Мы повторяем «власть этого не понимает», но не уверен, что кто-то в это верит. По опыту общения с представителями власти известно, что они во-первых обладают высокой способностью понимания, во-вторых, в силу профессиональных занятий, понимают несколько быстрее остальных. Катастрофа – социальная, государственная, цивилизационная – превратилась в нечто схожее с явлением природы. То, что она сметет все элиты – вот всех нас и сметет — бизнес, интеллектуалов, политиков, ученых, арт-деятелей – все тоже понимают, но как-то вчуже. Зима близко. Человек смертен.

Это страшно интересно. Я всю жизнь до сего времени не мог понять, как Россия свалилась в катастрофу 1917 года. Просто до меня не доходило – как они могли. Я хорошо знаю историю, знаю, кто чего делал, но вот этот первый, детский вопрос, он меня преследует чуть не всю жизнь. Откуда этот синдром коллективной обреченности? Почему ничего не делали интеллектуалы? Ученые? Институты? Где была церковь? Что делал бизнес? Почему никто не сопротивлялся маргинальной группе с безумными идеями, суть которых нечего и обсуждать на фоне того, что они уничтожили, а уничтожили все. Что вообще делали все, кроме тех, кто заразился безумием?

И ведь это тянулось долго, лет 20. 20 лет люди говорили – все говорили — что все идет к катастрофе, что обрушение мира неминуемо, но ничего не сделали, чтобы его предотвратить. И все исчезли в этой катастрофе. Почему? Как? Где было их чувство самосохранения? Недооценивали одичания? Не понимали силы ненависти друг к другу? Бросьте! Прекрасно понимали. Как понимаем и мы. Вы вот fb вокруг себя читаете, вы правда думаете, что в этот раз все тихо обойдется? Что мы не будем убивать друг друга?

Егор Гайдар в «Гибели империи» задавался тем же вопросом в специальной перспективе – размышляя над событиями 1993 года, когда он призвал граждан выйти на улицы и противостоять путчу. У него там рассуждение про то, что 50 тысяч озверевших психов победили потому, что им никто не противостоял, и нужно было всего-то позвать людей для противостояния. Позови – и придут, потому что они же кровно, самим своим существованием заинтересованы в том, чтобы мир был нормальным. И он позвал. И пришли.

Ок, кто сегодня, в момент катастрофы, пойдет защищать Путина? Это вообще мыслимо для любой из сегодняшних элит — бизнеса, интеллектуалов, политиков, ученых, арт-деятелей – самому выйти защищать Путина и других призвать? Я – не выйду и не позову, прекрасно понимая, что впереди. Рот не откроется, и мне кажется, ни у кого не откроется. По чьему призыву мы сможем соединиться для того, чтобы не сгинуть? Власти? Парламента? Церкви? Олигархов? Это совершенно исключено. Мир — не защищаем. Даже если у кого-то есть какая-то репутация, она будет потеряна немедленно в тот момент, когда он призовет противостоять катастрофе.

И я наконец понял, что произошло с Россией Николая Второго. Вот ровно это.