Azov,Black & other seas - 4
А З О В С К О Е,
Ч Ё Р Н О Е
И
Д р у г и е м о р я - 4
Теперь хочу рассказать о некоторых капитанах, с которыми я работал в бытность свою помощником капитана. Только сразу надо разъяснить, что капитан на судне есть единоличный начальник и хозяин всего, что там есть. От отхода и до прихода никто, кроме капитана, не может решить проблемы команды и всего судна. И, конечно, очень много зависит от того какая психика и, наверное, образованность, и порядочность данного капитана.
Я не буду тут оценивать профессиональные качества капитанов, просто не имею права. Капитаном я не работал, был подчиненным, и не имеет права подчиненный,по моему мнению, оценивать профессионализм руководителя.
Тут я отмечу только человеческие качества капитанов. Многих я уже забыл, прошло ведь уже около сорока лет, когда я закруглился с работой на флоте. И, ещё. Я думаю, что я могу обсуждать этих людей, так как вряд ли кто-то из них жив, на данный момент. Большинству из них тогда было более пятидесяти лет, так что всё понятно. Да и не живут долго, как не печально, моряки. Пока в море, болячки скрывают, только сходят совсем на берег, все наваливается с огромной силой. Я это вижу по своим сокурсникам по Херсонской мореходке. Многих уже нет, а остальные не совсем здоровы. Да и живу я в городе, где много моряков. Бывших и действующих.
Вот был такой капитан Н.Белов. Довольно старый на тот момент. Он ещё во время войны гонял сухогрузы с грузами по ленд-лизу из США во Владивосток. Так вот мы, старпом, второй помощник и я, третий помощник, не ходили в кают-компанию обедать, пока он там был.
Звонили буфетчице, и она нас предупреждала, что он ушел. Только тогда мы впускались на обед. У Белова была отвратительная привычка толи кашлять, толи срыгивать в носовой платок и потом этим платком вытирать себе шею. И это во время обеда. А ведь в кают-компании собирался весь офицерский состав. А о том, как он угощал лоцмана водкой на канале в Венеции, я рассказывал ранее.
Капитан Цема И.С. ,как выпьет, двумя звонками вызывал к себе буфетчицу для развлечений. О нем я тоже рассказывал, как он угощал в Варне властей.
Он же, по приходу в Керчь, вместе с помполитом и старпомом, устроил облаву на чиф-стюарда, ломали дверь в его каюту. Это он таскал меня по Венеции, по автомагазирнам как переводчика, искал запчасти на свои Жигули.
Капитан Коваленко Г.П. любил выпить сам, с зеркалом. Выпивший был неадекватен. Как-то часа полтора читал мне лекцию, еле ворочая языком. Хотя был отличным судоводителем, все проливы и каналы имел право проходить без лоцмана. Из старых «азовских» капитанов. Это о нем я рассказывал в рассказе о Латтакии. Он взял тогда судовых девчат, и они с шипшандлером гудели в каком-то ресторане Латтакии. После всего он доел второе за буфетчицей и конфеты из вазы забрал. (Напомню, это был год 1969-й, расцвет Советской власти! Это сейчас такое никого не удивляет). Это все видел агент, который и сообщил в пароходство. Сняли по приходу в Бердянск и больше я о нем ничего не слышал.
На его место пришел такой себе капитан Брусенцов. Он до этого работал на теплоходах. А «Василий Головнин» был пароходом. Разница весомая. На мостике, в рулевой рубке, было страшно. Ручка машинного телеграфа летала в его руках. « Малый ход», «Самый малый ход», «Средний ход» и т.п. за полминуты. А ведь паровую машину невозможно быстро реверсировать. Я потом спрашивал вахтенного механика, как он успевал реагировать? Тот говорил, что он успевал только дать ответ своей ручкой телеграфа, а реверс машине давал через раз, а то и реже. Точно также команды рулевому, особенно в узкостях. «Полградуса влево» , «Нет, так держать», «полградуса вправо» - команды следовали одна за другой, что тоже невозможно было выполнить. Спасало только то, что для прохода различных узкостей на руль ставили самого опытного матроса.
Брусенцов умудрился сломать мне секундомер, учил с ним английский язык. Зачем секундомер, при изучении английского, до сих пор не могу понять. А языка он всё равно не знал…
И ещё был один капитан. Фамилию уже забыл. Звали Станиславом. А вот национальность помню – татарин. А пароход назывался «Вячеслав Шишков».
Каюта моя находилась в пристройке на шлюпочной палубе как раз между шлюпками левого и правого борта. Там было два помещения соединенные между собой дверью. Одно-сама каюта, с койкой и рукомойником, а другое – корректорская, с большим столом и ящиками с картами. Очень было удобно, кстати. А то, на других судах, подбор и корректировку карт приходилось делать в штурманской рубке. А ведь на ходу там вахтенный помощник работает…
Так вот этот капитан выбрал объект для издевательств – меня. То придет на ходовую вахту в рулевую рубку
и начнет приставать с придирками, то ещё что-то. Потом повадился приходить в мою каюту, после утренней вахты и обеда. Только лягу на несколько минут, он тут как тут. Третий помощник, а вы что, спите? И дверь не закроешь – рядом труба, жара. Пришлось мне после обеда уходить в корректоркую, там не видно. Ну, а потом я начал проводить некие действия против него и не стал этого скрывать. Он,естественно,узнал и, как бабка пошептала! Позднее встречал его в пароходстве – бежит навстречу, руку тянет, здороваться!
Вот вспомнил ещё случай, связанный с эти пароходом «Вячеслав Шишков» и моей каютой. Как я уже отметил, с общей жилой надстройкой она не соединялась. Входить можно было только со шлюпочной палубы. Но кто-то из предыдущих жильцов этой каюты занес туда тараканов-пруссаков. И их развелось там неимоверное количество. В том рейсе не было доктора, и ключи от амбулатории были у меня. Я набрал в амбулатории пять баллончиков препарата «Прима». И вечером, перед вахтой, надев противогаз, все эти баллончики разбрызгал по каюте и закрыл её наглухо. Шли мы в открытом море. Во время вахты, часа через два, я быстро спустился и открыл все двери. В каюту я пришел где-то после часа ночи. Запах ещё оставался, я двери оставил открытыми и заснул. Утром у меня убирала дневальная. И сказала, что вымела из всех закутков больше четырехсот пруссаков. Больше я их там не видел.
На этом, пока, хватит. А то читатели сильно устанут…